#3-18

[WK kinks]

У Шульдиха есть 9 причин улыбаться
У Шульдиха есть 3 причины смеяться
И у Шульдиха только 1 причина, зачем он этим делится с Раном.

@темы: яой

Comments

[Гость]

У Шульдиха есть девять причин улыбаться.
Он помнит их все, и улыбается каждый раз, когда вспоминает.
Все девять — весьма кровавы. И каждую причину заканчивают слова "а я все еще жив".
Шульдих ожидает и десятую причину — она будет звучать "ублюдок Кроуфорд мертв, а я все еще жив".

У Шульдиха есть три причины смеяться.
Это смерть Оми — нельзя быть таким доверчивым.
Это смерть Йоджи — нельзя быть таким распутным.
Это смерть Кена — нельзя быть таким одержимым.
Шульдих ожидает и четвертую причину…

И у Шульдиха лишь одна причина, зачем он этим делится с Раном.
Он просто не может не глумиться — особенно пока трахает беспомощного Абиссинца.
Нельзя быть таким красивым, Ран…

[Гость]

Вау!
Патаму што нелзя быть на свете красивай такой...
А то тебя оттрахают, как ту сучку!

Гость
Жестооко... Но логично.
А мы-то уже губу раскатали на ромаааантику, флаааафф, а тут ангст. Обидно, такая перспективная заявочка была. Но, как я уже сказала, она логична. Честно говоря, я не знаю, как еще можно было ее исполнить.
Автор, это вам

[Гость]

отличное исполнение моей заявки!

[Гость]

Гость =)

Аки-чан да, я тоже думала про флафф, про мороженое в стаканчике, которое будет вызывать у Шу улыбку, про мятный шоколад... Но что получилось, то получилось)))))

[Гость]

Чуть позже середины.

- Не делай так больше! – Ран выдергивает зажженную сигарету изо рта Шульдиха.
- Ты заботишься о моём здоровье? – телепат искренне улыбается. Он платит той же монетой, что окружающие дают ему. Жаль, что честность и искренность очень редкая валюта. – Кроуфорд-Кроуфордом.
-О, заткнись! – японец стремительно выходит из спальни, аккуратно прикрывая за собой дверь.

Шульдих смеётся. Он рад, что Ран вспыльчив и ревнив. Он рад, что Ран с каждым днем всё меньше напоминает бывшего начальника. Он рад, что у него самого началась другая жизнь, а прошлое осталось в прошлом.

* * *

В первой трети.

Ран наблюдает за танцующим Шульдихом. Немец не всегда попадает в такт, его движения резки, но каждое наполнено понятным только ему смыслом. «У любого танца есть смысл, - объясняет свою «зависимость» от музыки телепат. – Ты знаешь кендо. Ты двигаешься и не задумываешься, что каждое твоё действие из кендо. Но! Когда ты на миссии, когда чувствуешь опасность, каждый вдох становится неотъемлемой частью этого искусства, но об этом ты знаешь, хоть и не помнишь. Так и я, слыша музыку, просто двигаюсь. Она уже имеет смысл, и она требует прочесть его. Танцуя, я… Это трудно объяснить. Просто послушай и услышишь». Через ментальную связь Ран чувствует улыбку и умиротворение Шульдиха. Из колонок бьёт…

* * *

Где-то между восьмым и одиннадцатым свиданием.

- Чертов Фудзимия, - немец шипит сквозь плотно сжатые зубы, скулы сводит от напряжения. Он совершенно промок, но продолжает стоять под проливным дождем рядом с Конеко.

В окнах темно. В доме никого нет. Видимо, Вайс на миссии вместе со своим недавно раненым лидером.

Шульдих зол до одурения: весь мир превратился в плоскую картинку, залитую серой водой. «Чертов Абиссинец! Не мог спокойно сидеть дома! Ответственный, блин!» - телепат злиться на себя: за то, что всё ещё стоит около цветочного магазина и ждет; за то, что ещё встречается с красноволосым японцем; за то, что слаб, позволяя надежде руководить собой.
- Шульдих? – знакомый голос разрывает картонный мир двумерного изображения. Немец резко поворачивается, и мокрые волосы хлещут его по онемевшей щеке.
- Ты? Откуда? – Шульдих сам не знает, говорит ли он или же передает информацию телепатически.

Вместо ответа Фудзимия чуть приподнимает полные пакеты. Из одного виднеется бутылка вина.
- Красное, полусладкое, - проследив за взглядом гайджина, поясняет Ран. – Пошли в дом, лечить будем, - добавляет он, видя, как на лице Шульдиха расцветает совершенно лишняя в данном пейзаже улыбка.

Вплоть до самой кухни Шульдих идет шаг в шаг за японцем. Он чувствует, что подобное поведение очень раздражает Фудзимию, но остановиться и увеличить дистанцию не может. На лице всё так же играет улыбка. «Скоро, очень скоро я получу свою порцию удовольствия», - предвкушает Шульдих, следя за тем, как Ран готовит глинтвейн.

* * *

В самом начале.

Фудзимия лежит и смотрит на спящего рядом гайджина. Он уже полтора часа пытается понять: хочется ли ему уйти или остаться. Если он уйдёт, то следующий день пройдёт идеально. Кудо будет работать в свою смену, Цуекино пропадет в школе, а Хидаки после магазина исчезнет на какой-нибудь спортплощадке. Следовательно, можно будет съездить к сестре в больницу, не привлекая внимания остальных членов Вайс. А еще этот вариант дает слабую надежду на то, что в следующий раз Ран увидит телепата только на миссии. Если же он останется, то утром проснётся не один: Шульдих никогда не уходит раньше него. За завтраком узнает веселю историю о лингвистических казусах или европейских обычаях и традициях: Шульдих, когда готовит, делает небольшой экскурс в своё прошлое. И, как следствие, Ран опоздает к открытию магазина и будет огрызаться на подначки Кудо, но это можно стерпеть ради малой вероятности увидеть улыбку (да-да именно улыбку, а не ухмылку!) Шульдиха, когда он закрывает дверь номера гостиницы, если они уходят вместе.

* * *

Точка отсчёта.

Шульдих смеёт до слез, до боли в животе, но никак не может остановиться. Его забавляет абсурдность как метаний лидера Вайс, с которым ему приходится сейчас прикладывать совместные усилия для выживания, так и самой ситуации в целом. Они не смогут выжить врозь.
У Абиссинеца есть четкая цель – выбраться из этого здания и убраться подальше. Миссия завершена, осталось самая малость: живым и, желательно, здоровым добраться до Конеко без «хвоста». Проблема заключается в ином: как это сделать. Первый вариант самый неблагоприятный: прорываться, не задействовав при этом телепата из Шварц. Процент выживаемости - ноль. Второй вариант лучше: если телепат сможет, затормозит реакцию их противников и дать ему небольшое временное преимущество, то вероятность их выживания достигает 35-40%, а как только они выйдут из здания, то разбегутся каждый в свою сторону, но тогда возможны проблемы с избавление от «хвоста», а он будет. Классический гамбит, и Вайс это прекрасно поняли, когда подготавливались к миссии. Третий вариант сулил большие преимущества, но был неприятен Фудзимии, поскольку тогда придется доверить прикрывать собственную спину гайджину до самого Конеко. Японец внутренне передернулся от омерзения к себе: бояться довериться телепату, когда тот сейчас читает его мысли – это большая глупость.

Ая посмотрел, на захлёбывающегося собственным беззвучным смехом Шульдиха, и только сейчас заметил, как тот все это время стоял, привалившись к стене. Телепат казался измотанным.

«Третий вариант меня тоже не очень устраивает, но особо выбирать не приходится, - гайджин поморщился, больно было даже думать, но жить хотелось больше, чем избавиться от страданий. – Давай так: мы вместе выбираемся, убираем от соглядатая, но идем не в Конеко, а гостиницу. Там я прихожу в себя. А чтобы ты меня не убил, дам информацию, которой нет в твоих бумагах. Часть сейчас, часть потом». Шульдих чувствует недоверие японца, но - короткий кивок - «контракт» вступает в силу.


Позже в двухместном номере какой-то гостиницы, ложась на кровать, обессиливший и истощенный своей «умственной» работой, телепат скажет своему невольному партнеру, что ему нравится, когда тот думает.
- Твои мысли «окутывают» предмет раздумий… согревают…дают силу… подумай обо мне еще… - Шульдих отрубается, как только его тело принимает горизонтальное положение, оставляя Аю в легком недоумение.

[Гость]

Какое-то время после.

Ран никогда не понимал, что такого необычного в лежании в ванной, что Шульдих проводил там часа два, не меньше. И сейчас, регулируя температуру воды, добавляя морскую соль с ароматом хвои (извращение, конечно, но у немца другой не водилось), Ран испытывает не любопытство, а тоску по рыжеволосому любовнику.

Соль быстро растворяется, распространяя по ванной комнате горьковатый запах.

Мужчина забирается в заполненную на четверть ванну. Садится. Ноги полностью погружаются под воду. Ран кладет голову на бортик ванной, закрывает глаза и пытается расслабиться. Уровень воды поднимается. И он чувствует щекотку там, где вода встречается с воздухом. Это напоминает ему ласки Шульдиха - тот любил изводить любовника недоприкосновениями, задевая пальцами и губами только волоски, но не кожу.

От приятных воспоминаний Фудзимию отвлекает шум льющейся воды. Он открывает глаза: ванна полна. Закрывает кран. Становится тихо.

Японец вновь ложится, прикрывает веки. Вода давит на тело несильно, но даже этого достаточно, чтобы на её месте представить Шульдиха. Его ленивые поцелуи чуть ниже ключицы вместо затихающих волн. И такое привычное бессилие: рыжий садист не воспримет просьбы любовника. А если попытаться перехватить инициативу, то ничего кроме дрочиловки не выйдет, поэтому Ран подчиняется. В конце концов, Шульдих всё равно сделает так, что его любовник получит сполна за ожидание.

Немец посылает ментальную усмешку. Провокатор! Но Фудзимия тоже не лыком шит, он лежит спокойно, бездействуя, но чуть покрасневшие скулы и сбившееся дыхание выдают его возбуждение. Хотя зачем гадать? Можно просто опустить взгляд ниже и говорить о степени возбуждения, а не о том есть оно или нет.

Ран чувствует, как Шульдих перемещается вниз. Сейчас начнется главная пытка. О! Да, рыжему самому не терпится, раз он уже перешёл к минету. Если любовник решил заняться делом, то Ран получат право стонать и двигаться, но можно чуть подождать, тогда Шульдих расстараеться. «Ах, так, - телепатия передает угрозу и … улыбку? – Минута, максимум две. Больше не продержишься».


Ран приходит в себя уже в подстывшей ванне. Кажется, он кончил. Волна злости и обиды накатывает так, что он, выбираясь из ванны, выплёскивает на пол часть её содержимого. Заходит в кабинку душа и, не закрывая дверь, включает воду. Прохладная вода помогает справиться с разыгравшимися эмоциями за пару минут, но не может избавить от тоски.

* * *

Ближе к концу.

Голова Шульдиха лежит на груди Рана. Они, полулёжа – полусидя, расположились на берегу океана под кроной старого дуба. Они наблюдают за тем, как с востока наступает ночь. Линия горизонта постепенно темнеет и размывается. Звёзд ещё не видно, но месяц уже показался бледной долькой на небосклоне. Размеренный шум волн создаёт атмосферу транса. А тепло, исходящее от тела любовника, дарует защищенность и обещает постоянство.

«Ради таких минут стоит жить», - одна мысль на двоих. Шульдих чуть улыбается. В исполнении Рана эта фраза приобретает горьковатый оттенок вечности: «Ради таких минут стоит существовать».

* * *

За день до завершения.

- Кроуфорд, ты обещал исполнить одну мою просьбу, - сразу к делу, без приветствия, переходит Шульдих.
- В пределах разумного, - осторожно напоминает бывший лидер ныне не существующей команды Шварц. Обещание он сдержит – это не большая плата за молчание телепата о намереньях оракула относительно будущего для Эстец.

Они сидят в ирландском пабе уже около получаса, но пока не выпита первая кружка пива, разговор никто не начинает. Этому правилу эксколлеги следуют с самого первого совместного похода в ресторан. В их последние встречи обязательным пунктом стало и приветствие, после всё той же пресловутой первой кружки (бокала, рюмки в зависимости от того что они пьют).

Шульдих окидывает оракула тяжелым проверяющим взглядом. В глазах телепата уже нет задорной искорки, только груз принятого решения. Его губы сжаты. И вместо привычной ухмылки Кроуфорд видит опущенные вниз уголки рта. Что-то еще изменилось во внешности, но Шульдих отвлекает бывшее начальство от оценки своей персоны:
- Присмотри за Раном – это моя просьба. Она выполнима?
- Да, - вот они и забили последний гвоздь в гроб Шульдиха, телепата из Шварц.
- Спасибо, - уголки губ приподнимаются. Тень смерти уходит с лица немца. Эта улыбка не Кроуфорду: она не проявление благодарности. Эта улыбка Рану для преободрения.

* * *

Отмечая середину.

- Проходи быстрее. Сейчас принесу полотенце, - недовольство в голосе Шульдиха напоминает Рану о матери.
- Держи, - телепат протягивает однотонное махровое нечто, больше напоминающее простынку, а не обещанное полотенце. Но японцу без разницы, чем вытереть голову. Он активно работает руками, просушивая волосы, и чувствует, как по телу скользит пошловатый взгляд Шульдиха. Ран отдает полотенце любовнику и встречает его взгляд, в котором вместо соблазна, наблюдает озорных чертят. Ещё секунда, и в прихожей звучит смех Шульдиха:
– Воробушек! Я всегда это знал! Во-ро-бу-шек!!!

* * *

Времени нет.

Шульдих ненавидит поэзию вообще, а японскую в принципе не переносит. Она хуже оракула, она – его рок. И вот опять! Он просто ждал, когда Ран соизволит закончить вечерний приём душа, и решил посмотреть, что тот читает.

Верно, глядя в даль,
Любимый мой
Будет горевать, вздыхая без меня,
В небесах кристальную луну,
Вы не закрывайте, облака!*

«Чёрт возьми! Это не так уж и скоро! А пока надо наслаждаться настоящим!»

Входящего в комнату Рана Шульдих встречает одной из самых нежных и искренних своих улыбок.

*Из народных песен западных провинций Японии 4-8 века.

* * *

Конец.

Умирать не больно.
Умирать не страшно.
Только жаль оставлять любимого в одиночестве.

Только жаль, что последний поцелуй Ран срывает с мертвых, но улыбающихся ему губ.

Гость
Ууууууу... Пробирает. Сильно.

[Гость]

Аки-чан

Я так на это надеялась

[-Скромняга-]

Автору 2
А от чего помер-то наш многообожаемый Шульдих?

[Гость]

-Скромняга-
Точно не знаю, но смерть не насильственная. Что-то связанное с "профессиональным выгоранием".
Должен был Ран, но меценат из Шульдих никакой.

[-Скромняга-]

Автору 2

"профессиональным выгоранием"

хорошо, что не от большой любви)
В целом, на мой вкус, флафновато. Понравилось построение фика)
спасибо

[Гость]

-Скромняга-

хорошо, что не от большой любви

Только, если она к самому себе.

В целом, на мой вкус, флафновато

Благо жанр определять не надо, а то б я запуталась

Понравилось построение фика

Я рада
Хоть кому-то!

[Trishiya]

Построение фика - просто блеск!