Прохладный воздух церкви казался сладковатым; людей, как всегда, было немного. Я подошла к отцу Марку, чтобы посоветоваться насчёт своего парня. Он обернулся на мой оклик, тут же вскинул взгляд мне за спину, и вежливая улыбка сползла с его лица. Я тоже хотела обернуться, но в затылке вспыхнула боль, ноги подкосились, и я потеряла сознание, ещё успев услышать испуганный крик священника. *** Воздух изменился: стал тяжёлым, липким, с привкусом металла. Голова болела, мышцы затекли, я почти не чувствовала рук. Понадобилось усилие, чтобы открыть глаза. Первым, что я увидела, была голова отца Марка в проходе между скамей. От страха воздух застрял в горле, и крика не получилось. Сердце забилось где-то в глотке, мешая дышать. Кровь! Стены, пол, даже потолок были в крови. Взгляд упал под ноги, и я судорожно вдохнула. Боже, спаси меня! От ужаса свело скулы. Я стояла, привязанная к распятию, со вздёрнутыми вверх руками, и всей спиной ощущала деревянные изгибы фигуры Спасителя. Под возвышением грудой лежали изуродованные тела прихожан. Волной поднялась тошнота. Я всё-таки закричала, дёрнулась, и боль в сведённых руках сказала: это не сон. Но что тогда? Такого просто не могло быть! Не со мной. Нет!.. Разум отказывался верить; я не могла ни пошевелиться, ни оторвать взгляд от трупов. Я одна. Связана. В церкви. Что со мной будет? Боже, спаси меня, Боже, ты ведь здесь, за моей спиной, я чувствую, Боже, я верю!.. Прошло ещё какое-то время. Я вспомнила все молитвы, какие знала, и мысли пошли по кругу. Притупились и страх, и надежда, осталась только тупая, покорная обречённость. По щекам сами собой покатились слёзы, и ужасная картина наконец затуманилась, но каждая её деталь всё равно стояла перед моими глазами. Я начала тихонько подвывать от безысходности. Словно в ответ на мой голос под сводами раздались гулкие шаги. Слёзы мешали разглядеть того, кто приближался ко мне. А он остановился над мёртвым людьми, тихонько хмыкнул и спросил: - Тебе нравится? Я далеко не сразу поняла смысл слов. Но даже потом - что мне было ответить? Я молчала. Он тоже. Слёзы текли, и я всё не могла их остановить. - Он не спас их, - проговорил человек, - и тебя не спасёт, - твёрдо закончил он, вспрыгивая на придвинутый к распятию алтарь. От того, как близко он оказался, меня начала бить дрожь, а он протянул руку и отёр слёзы с моих глаз. От страха перехватило дыхание: бледное лицо, изуродованное шрамами, белые волосы, единственный жёлтый глаз, смотревший спокойно и серьёзно - казалось, этого человека прислал сам Дьявол. Он вытащил нож, и я заскулила от ужаса. Губы онемели. Он удовлетворённо хмыкнул, поднёс нож к своему лицу и медленно провёл языком по лезвию. Струйка крови стекла по его подбородку. Мне казалось, я чувствую его безумие кожей. Его взгляд странно переменился. Меня трясло, пересохшее горло не могло издать ни звука. Страх перекатывался внутри, током проходил по позвоночнику. Боже, неужели Ты позволишь ему?.. Несколько почти незаметных, неощутимых взмахов. Шелест ткани. Платье и бельё падают к ногам, я вся сжимаюсь, но не могу сделать ничего. Боже, спаси меня, Боже! Он смотрит на меня, и я не могу понять, чего больше в этом взгляде: безумия или разума. И ещё я не знаю, что страшнее. Он держит нож над моей ключицей, не касаясь её. Держит и смотрит на меня. Я жду. Жду. Жду. И в тот момент, когда напряжение уже готово лопнуть и оставить только безразличие, он подаётся ко мне, стремительно проводит лезвием от плеча к бедру, и от прикосновения заточенного металла к коже я наконец кричу. По щекам текут слёзы, по животу и груди - кровь. Но я чувствую, что рана совсем неглубокая. Она только саднит. Слёзы теперь - от облегчения. Свершилось. Больше не нужно ничего ждать. Я уже точно знаю, что теперь произойдёт, и от этого внезапно становится легче. Зря. Он наклоняется ко мне. Его близость страшнее, чем его нож. Безумец хмыкает, втягивая ноздрями воздух. Слизывает слёзы, и это влажное прикосновение страшнее, чем нож у сердца. Он утыкается носом мне в висок, тихо, удовлетворённо урча. Боже, спаси меня, Бо... - Он не спасёт тебя. Он врал тебе. Он не спасёт, - он шепчет прерывисто, фанатично, к горлу подступает комок, я не могу дышать, и тут он вкладывает пальцы в только что нанесённый порез. Я задыхаюсь, а безумец с силой проводит по всей его длине. Я не могу подавить вскрик и чувствую, как его губы у моего виска складываются в улыбку. Пальцы снова и снова проходят по ране. Боже, спаси же меня, Боже! Когда он отрывается от меня и наносит следующую рану, эмоций уже не остаётся. Пустота. Я только инстинктивно вздрагиваю от боли. Больше не страшно. Кажется, я впадаю в какое-то полузабытьё, боль становится сплошной, пульсирующей, и я уже не чувствую, куда приходятся новые удары. Мне всё равно. Заметив, что я не реагирую, он снова хмыкает, отводит руку, и новая, резкая боль в левой щеке выдёргивает меня из апатии. Как до этого пальцы, он вкладывает в порез на щеке язык, и так же с силой проводит, слизывая кровь. Боль пульсирует во всём теле. Рук я не чувствую. Тошнота свернулась где-то внутри и не отпускает. Я смотрю на него. Время идёт. Безумец глядит мне в глаза, и мне кажется, я попадаю под его власть. Он выглядит спокойным, как в самом начале. Кажется, ему уже скучно со мной. А я не ощущаю даже облегчения от мысли о том, что сейчас всё кончится. Сейчас. Он с какой-то неожиданной нежностью проводит ладонью по моему лицу, и я подаюсь за лаской. И вот от этого я, кажется, уже почти счастлива. Сейчас, ну... Но всё произошло иначе. - До сих пор развлекаешься, а, Фарфарелло? - это его имя? Я подняла глаза на дверь церкви. В проёме стоял кто-то, неразличимый в лучах заходящего солнца. Когда он отошёл от двери и одним движением пересек половину зала, в моих мыслях вспыхнуло: "Демон!" - Как мило, - сказал он, словно отвечая на мою мысль. А я, глядя на его рыжие волосы, никак не могла избавиться от этого слова у себя в голове. Больше невозможно было вернуться в то благословенное состояние, когда не было сил ни думать, ни чувствовать. Я поняла, что это ещё не конец. В голове панически зазвучало: "Что дальше?" - Что дальше? - рыжий ухмыльнулся. Точно, демон. Я замерла, внутри всё сжалось в болезненный пульсирующий комок. Беловолосый убийца стоял неподвижно, вполоборота глядя на рыжего демона и словно ожидая чего-то. Тот взобрался на алтарь, и безумец посторонился, чтобы дать ему место. - Что дальше, Фарфарелло? А? - Шульдих, - просто констатация факта. Ни одной эмоции. В ответ демон вдруг положил руку ему на талию, ухмыляясь ещё шире, и что-то в этой гримасе, во всей его позе, заставило меня испытать жгучую и совершенно нелепую ревность. Откуда она берётся, я понять не могла, перестать её чувствовать не могла тоже. - Представь себе, она тебя ревнует! - с насмешкой протянул рыжий. Я вспыхнула. Откуда взялся стыд, я тоже не могла понять, - А если я сделаю так? - спросил он, окинув меня дразнящим взглядом. Он притянул Фарфарелло ближе рукой, которую всё ещё держал у него на талии, развернул к себе, прижался всем телом и поцеловал. Безумец поначалу не сопротивлялся, но и не реагировал. Я замерла. А демон продолжал до тех пор, пока убийца неуловимым движением не изменил позу и не начал целовать в ответ - яростно, жёстко, кусая его губы и тихо рыча. Демон гортанно смеялся и бродил руками по его обнажённым рукам. Абсурдность происходящего окончательно притупила ощущение реальности. Казалось, всё это лишь фантом, выдумка, даже боль уже не ничего не доказывала. И в том безумном мире, в который погрузили меня сейчас, уже не действовала никакая мораль. Не было ничего человеческого. Я смотрела на них, чувствуя, как от рыжего Шульдиха волнами исходят похоть, страсть, вожделение. И это не было отвратительно. Это было... сладко. Порочная, нежеланная, чуждая сладость всё сильнее захватывала остатки моего разума. Кажется, я застонала. Шульдих оторвался от партнёра и повернулся ко мне: - Хочешь, чтобы мы продолжали? - спросил он, насмешливо улыбаясь. И я, устав уже от страха и удивления, поняла, что хочу. Он победно улыбнулся, скинул с безумца безрукавку и начал разматывать бинты, скрывавшие его тело. На каждом витке он прижимался к Фарфарелло, лаская языком его шею и уши, но тот, казалось, снова стал безучастен. Когда упал последний слой бинта, демон вцепился зубами в плечо убийцы, и вот тогда тот запрокинул голову и зарычал, прикрыв единственный глаз. Я смотрела на него и понимала, что всё происходящее сейчас - красиво. Какой-то извращённой, ломаной красотой. Новые розовые шрамы убийцы на фоне давних белых. Испачканные в крови губы демона. Бесстрастное запрокинутое лицо человека, похожего на фарфоровую куклу. Рыжеволосый начал расстёгивать пуговицы своего зелёного пиджака. Фарфарелло медленно повернул лицо ко мне, а потом порывисто обернулся к Шульдиху, сдирая с него одежду. Тот тоже не остался в долгу, и вот я уже смотрела, как они целуют друг друга, а их руки оставляют царапины на обнажённых спинах и плечах. Когда я подумала, что про меня забыли, Шульдих оторвался от губ Фарфарелло, развернул его и толкнул на меня. Воздух выбило из лёгких. Боль с новой силой вцепилась в тело. Пальцы Шульдиха протиснулись между мной и безумцем, окунулись в сочившуюся из ран кровь, скрылись, и в следующий миг Фарфарелло подался на меня и застонал. Я снова похолодела. Я отказывалась верить в то, что происходит. Нет. Нет. Да...
Я ощущала член убийцы, прижимавшийся к моему животу, его дыхание у себя на шее, слышала тихое рычание. Шульдих вошёл в его тело и начал с силой в него толкаться. Я стонала от боли каждый раз, когда безумец вжимал меня в распятие. Он склонил голову к моему плечу, впился в него зубами. Я металась между сладостью, которую излучал демон, и болью, которая терзала тело. Я никогда не думала, что грех, тем более подобный, может с такой силой манить к себе, может заставить забыть обо всём. Мысли разбегались. Было не вспомнить даже "Отче наш". Наконец Шульдих толкнулся особенно сильно и прижался к убийце всем телом. Я всхлипнула. Вскоре он встряхнул рыжей гривой, вышел из Фарфарелло и спрыгнул с постамента. Он вытер себя моим сарафаном и начал одеваться. А Фарфарелло всё так же прижимался ко мне, тяжело, прерывисто дыша - горячий, безумный, прекрасный. Когда он внезапно приподнял меня за бёдра и встал между моих разведённых ног, я поняла: я хочу того, что сейчас произойдёт. Он резко вошёл в меня, и, кажется, что-то разорвал, но после первых же движений боль исчезла. Всё внутри охотно отзывалось на резкие, грубые толчки, тело c восторгом принимало его в себя, и я кричала сорванным голосом, пока могла. Мне должно было быть страшно. Боже мой, да куда же исчез мой стыд? В какой момент я забыла о мерзости происходящего? Невозможно, чтобы это было так хорошо, и всё лучше, и лучше, и... Я пришла в себя, чувствуя, как он дрожит, прислонившись ко мне. Тело ныло. Безумец опустил меня, и я повисла на верёвке. В голове было пусто. Шульдих со скучающим видом сидел на одной из скамеек. Фарфарелло оделся, рыжий встал, щёлкнул зажигалкой, но Фарфарелло вдруг сказал: - Стой. Он подошёл к кресту, запрыгнул на постамент и разрезал верёвку, державшую мои руки. Они безвольно упали, хлестнув меня по бёдрам. Я бы рухнула с возвышения, если бы убийца не подхватил меня. Он соскочил на пол, перекинул меня через плечо и направился к выходу. - Хочешь оставить её в живых? - в голосе Шульдиха не было ни насмешки, ни интереса. Полнейшее безразличие. - Теперь она знает, что Он - лжец. И будет об этом помнить. Не Он спас её, а я. Шульдих хмыкнул. *** Я пришла в себя, когда какой-то человек в форме поднимал меня на руки во дворе за полыхающей церковью, чтобы перенести в машину скорой помощи. Я помню, как пыталась произнести: "Господи, помилуй", - но слышала только собственные всхлипы. Люди вокруг суетились, трогали меня, что-то говорили. Мне нечего было сказать им в ответ. Потом в мою руку воткнули шприц, и стало смешно: неужели они думают, что мне может быть ещё больнее? Я проваливалась в беспамятство с мыслью о последних словах Фарфарелло. Он был прав.
Автор, я вас люблю. Особой любовью довольного текстом заказчика. Добавьте к этому наслаждение хорошим текстом и замечательной финальной фразой ПОВ великолепен, все раскрыто так, что у меня нет ни вопросов, ни претензий. Спасибо.
У автора отлегло от сердца, автор счастлив, что понравилось) Но в действительности - спасибо людям, бетившим текст и фактически ставшим соавторами. Они сотворили чудо)
-
-
03.02.2009 в 00:29-
-
03.02.2009 в 09:55Заказчик.
-
-
23.03.2009 в 17:07Прохладный воздух церкви казался сладковатым; людей, как всегда, было немного. Я подошла к отцу Марку, чтобы посоветоваться насчёт своего парня. Он обернулся на мой оклик, тут же вскинул взгляд мне за спину, и вежливая улыбка сползла с его лица. Я тоже хотела обернуться, но в затылке вспыхнула боль, ноги подкосились, и я потеряла сознание, ещё успев услышать испуганный крик священника.
***
Воздух изменился: стал тяжёлым, липким, с привкусом металла. Голова болела, мышцы затекли, я почти не чувствовала рук. Понадобилось усилие, чтобы открыть глаза. Первым, что я увидела, была голова отца Марка в проходе между скамей. От страха воздух застрял в горле, и крика не получилось. Сердце забилось где-то в глотке, мешая дышать. Кровь! Стены, пол, даже потолок были в крови. Взгляд упал под ноги, и я судорожно вдохнула. Боже, спаси меня! От ужаса свело скулы. Я стояла, привязанная к распятию, со вздёрнутыми вверх руками, и всей спиной ощущала деревянные изгибы фигуры Спасителя. Под возвышением грудой лежали изуродованные тела прихожан. Волной поднялась тошнота. Я всё-таки закричала, дёрнулась, и боль в сведённых руках сказала: это не сон. Но что тогда? Такого просто не могло быть! Не со мной. Нет!.. Разум отказывался верить; я не могла ни пошевелиться, ни оторвать взгляд от трупов. Я одна. Связана. В церкви. Что со мной будет? Боже, спаси меня, Боже, ты ведь здесь, за моей спиной, я чувствую, Боже, я верю!..
Прошло ещё какое-то время. Я вспомнила все молитвы, какие знала, и мысли пошли по кругу. Притупились и страх, и надежда, осталась только тупая, покорная обречённость. По щекам сами собой покатились слёзы, и ужасная картина наконец затуманилась, но каждая её деталь всё равно стояла перед моими глазами. Я начала тихонько подвывать от безысходности. Словно в ответ на мой голос под сводами раздались гулкие шаги. Слёзы мешали разглядеть того, кто приближался ко мне. А он остановился над мёртвым людьми, тихонько хмыкнул и спросил:
- Тебе нравится?
Я далеко не сразу поняла смысл слов. Но даже потом - что мне было ответить? Я молчала. Он тоже. Слёзы текли, и я всё не могла их остановить.
- Он не спас их, - проговорил человек, - и тебя не спасёт, - твёрдо закончил он, вспрыгивая на придвинутый к распятию алтарь.
От того, как близко он оказался, меня начала бить дрожь, а он протянул руку и отёр слёзы с моих глаз. От страха перехватило дыхание: бледное лицо, изуродованное шрамами, белые волосы, единственный жёлтый глаз, смотревший спокойно и серьёзно - казалось, этого человека прислал сам Дьявол. Он вытащил нож, и я заскулила от ужаса. Губы онемели. Он удовлетворённо хмыкнул, поднёс нож к своему лицу и медленно провёл языком по лезвию. Струйка крови стекла по его подбородку. Мне казалось, я чувствую его безумие кожей. Его взгляд странно переменился. Меня трясло, пересохшее горло не могло издать ни звука. Страх перекатывался внутри, током проходил по позвоночнику. Боже, неужели Ты позволишь ему?..
Несколько почти незаметных, неощутимых взмахов. Шелест ткани. Платье и бельё падают к ногам, я вся сжимаюсь, но не могу сделать ничего. Боже, спаси меня, Боже! Он смотрит на меня, и я не могу понять, чего больше в этом взгляде: безумия или разума. И ещё я не знаю, что страшнее. Он держит нож над моей ключицей, не касаясь её. Держит и смотрит на меня. Я жду. Жду. Жду. И в тот момент, когда напряжение уже готово лопнуть и оставить только безразличие, он подаётся ко мне, стремительно проводит лезвием от плеча к бедру, и от прикосновения заточенного металла к коже я наконец кричу. По щекам текут слёзы, по животу и груди - кровь. Но я чувствую, что рана совсем неглубокая. Она только саднит. Слёзы теперь - от облегчения. Свершилось. Больше не нужно ничего ждать. Я уже точно знаю, что теперь произойдёт, и от этого внезапно становится легче. Зря. Он наклоняется ко мне. Его близость страшнее, чем его нож. Безумец хмыкает, втягивая ноздрями воздух. Слизывает слёзы, и это влажное прикосновение страшнее, чем нож у сердца. Он утыкается носом мне в висок, тихо, удовлетворённо урча. Боже, спаси меня, Бо...
- Он не спасёт тебя. Он врал тебе. Он не спасёт, - он шепчет прерывисто, фанатично, к горлу подступает комок, я не могу дышать, и тут он вкладывает пальцы в только что нанесённый порез. Я задыхаюсь, а безумец с силой проводит по всей его длине. Я не могу подавить вскрик и чувствую, как его губы у моего виска складываются в улыбку. Пальцы снова и снова проходят по ране. Боже, спаси же меня, Боже!
Когда он отрывается от меня и наносит следующую рану, эмоций уже не остаётся. Пустота. Я только инстинктивно вздрагиваю от боли. Больше не страшно. Кажется, я впадаю в какое-то полузабытьё, боль становится сплошной, пульсирующей, и я уже не чувствую, куда приходятся новые удары. Мне всё равно.
Заметив, что я не реагирую, он снова хмыкает, отводит руку, и новая, резкая боль в левой щеке выдёргивает меня из апатии. Как до этого пальцы, он вкладывает в порез на щеке язык, и так же с силой проводит, слизывая кровь. Боль пульсирует во всём теле. Рук я не чувствую. Тошнота свернулась где-то внутри и не отпускает. Я смотрю на него. Время идёт. Безумец глядит мне в глаза, и мне кажется, я попадаю под его власть. Он выглядит спокойным, как в самом начале. Кажется, ему уже скучно со мной. А я не ощущаю даже облегчения от мысли о том, что сейчас всё кончится. Сейчас. Он с какой-то неожиданной нежностью проводит ладонью по моему лицу, и я подаюсь за лаской. И вот от этого я, кажется, уже почти счастлива. Сейчас, ну...
Но всё произошло иначе.
- До сих пор развлекаешься, а, Фарфарелло? - это его имя? Я подняла глаза на дверь церкви. В проёме стоял кто-то, неразличимый в лучах заходящего солнца. Когда он отошёл от двери и одним движением пересек половину зала, в моих мыслях вспыхнуло: "Демон!"
- Как мило, - сказал он, словно отвечая на мою мысль. А я, глядя на его рыжие волосы, никак не могла избавиться от этого слова у себя в голове.
Больше невозможно было вернуться в то благословенное состояние, когда не было сил ни думать, ни чувствовать. Я поняла, что это ещё не конец. В голове панически зазвучало: "Что дальше?"
- Что дальше? - рыжий ухмыльнулся. Точно, демон. Я замерла, внутри всё сжалось в болезненный пульсирующий комок. Беловолосый убийца стоял неподвижно, вполоборота глядя на рыжего демона и словно ожидая чего-то. Тот взобрался на алтарь, и безумец посторонился, чтобы дать ему место. - Что дальше, Фарфарелло? А?
- Шульдих, - просто констатация факта. Ни одной эмоции.
В ответ демон вдруг положил руку ему на талию, ухмыляясь ещё шире, и что-то в этой гримасе, во всей его позе, заставило меня испытать жгучую и совершенно нелепую ревность. Откуда она берётся, я понять не могла, перестать её чувствовать не могла тоже.
- Представь себе, она тебя ревнует! - с насмешкой протянул рыжий. Я вспыхнула. Откуда взялся стыд, я тоже не могла понять, - А если я сделаю так? - спросил он, окинув меня дразнящим взглядом. Он притянул Фарфарелло ближе рукой, которую всё ещё держал у него на талии, развернул к себе, прижался всем телом и поцеловал. Безумец поначалу не сопротивлялся, но и не реагировал. Я замерла. А демон продолжал до тех пор, пока убийца неуловимым движением не изменил позу и не начал целовать в ответ - яростно, жёстко, кусая его губы и тихо рыча. Демон гортанно смеялся и бродил руками по его обнажённым рукам.
Абсурдность происходящего окончательно притупила ощущение реальности. Казалось, всё это лишь фантом, выдумка, даже боль уже не ничего не доказывала. И в том безумном мире, в который погрузили меня сейчас, уже не действовала никакая мораль. Не было ничего человеческого. Я смотрела на них, чувствуя, как от рыжего Шульдиха волнами исходят похоть, страсть, вожделение. И это не было отвратительно. Это было... сладко. Порочная, нежеланная, чуждая сладость всё сильнее захватывала остатки моего разума. Кажется, я застонала. Шульдих оторвался от партнёра и повернулся ко мне:
- Хочешь, чтобы мы продолжали? - спросил он, насмешливо улыбаясь. И я, устав уже от страха и удивления, поняла, что хочу. Он победно улыбнулся, скинул с безумца безрукавку и начал разматывать бинты, скрывавшие его тело. На каждом витке он прижимался к Фарфарелло, лаская языком его шею и уши, но тот, казалось, снова стал безучастен. Когда упал последний слой бинта, демон вцепился зубами в плечо убийцы, и вот тогда тот запрокинул голову и зарычал, прикрыв единственный глаз. Я смотрела на него и понимала, что всё происходящее сейчас - красиво. Какой-то извращённой, ломаной красотой. Новые розовые шрамы убийцы на фоне давних белых. Испачканные в крови губы демона. Бесстрастное запрокинутое лицо человека, похожего на фарфоровую куклу. Рыжеволосый начал расстёгивать пуговицы своего зелёного пиджака. Фарфарелло медленно повернул лицо ко мне, а потом порывисто обернулся к Шульдиху, сдирая с него одежду. Тот тоже не остался в долгу, и вот я уже смотрела, как они целуют друг друга, а их руки оставляют царапины на обнажённых спинах и плечах. Когда я подумала, что про меня забыли, Шульдих оторвался от губ Фарфарелло, развернул его и толкнул на меня. Воздух выбило из лёгких. Боль с новой силой вцепилась в тело. Пальцы Шульдиха протиснулись между мной и безумцем, окунулись в сочившуюся из ран кровь, скрылись, и в следующий миг Фарфарелло подался на меня и застонал. Я снова похолодела. Я отказывалась верить в то, что происходит. Нет. Нет.
Да...
-
-
23.03.2009 в 17:09Я пришла в себя, чувствуя, как он дрожит, прислонившись ко мне. Тело ныло. Безумец опустил меня, и я повисла на верёвке. В голове было пусто. Шульдих со скучающим видом сидел на одной из скамеек. Фарфарелло оделся, рыжий встал, щёлкнул зажигалкой, но Фарфарелло вдруг сказал:
- Стой.
Он подошёл к кресту, запрыгнул на постамент и разрезал верёвку, державшую мои руки. Они безвольно упали, хлестнув меня по бёдрам. Я бы рухнула с возвышения, если бы убийца не подхватил меня. Он соскочил на пол, перекинул меня через плечо и направился к выходу.
- Хочешь оставить её в живых? - в голосе Шульдиха не было ни насмешки, ни интереса. Полнейшее безразличие.
- Теперь она знает, что Он - лжец. И будет об этом помнить. Не Он спас её, а я.
Шульдих хмыкнул.
***
Я пришла в себя, когда какой-то человек в форме поднимал меня на руки во дворе за полыхающей церковью, чтобы перенести в машину скорой помощи. Я помню, как пыталась произнести: "Господи, помилуй", - но слышала только собственные всхлипы. Люди вокруг суетились, трогали меня, что-то говорили. Мне нечего было сказать им в ответ. Потом в мою руку воткнули шприц, и стало смешно: неужели они думают, что мне может быть ещё больнее? Я проваливалась в беспамятство с мыслью о последних словах Фарфарелло.
Он был прав.
-
-
23.03.2009 в 22:53Особой любовью довольного текстом заказчика. Добавьте к этому наслаждение хорошим текстом и замечательной финальной фразой
ПОВ великолепен, все раскрыто так, что у меня нет ни вопросов, ни претензий.
Спасибо.
Заказчик.
-
-
23.03.2009 в 23:06Но в действительности - спасибо людям, бетившим текст и фактически ставшим соавторами. Они сотворили чудо)
Автор.
-
-
23.03.2009 в 23:10Заказчик.