Фри смотрит на незнакомый дом, на незнакомых ему людей и легкая улыбка освещает лицо. Фри не пугает то, что все сейчас кажется чужим. Ведь это лишь временно. Одно его прикосновение – и к вещам и людям возвращается привычный облик. Фри чувствует себя почти волшебником. Он касается ладонью полированной поверхности дубовых перил и старинных столов, и с удовлетворением видит, как проступают знакомые очертания комнат. Фри пропускает сквозь пальцы мягкие белокурые волосы – и чужой, настороженный Мишель превращается в беззаботно-счастливого малыша из его прошлого. На Хлоэ уходит немного больше времени, но уже следующей ночью вместо высокомерного незнакомца с женским именем под ним вновь несдержанно стонет его рыжий Эдвард – смущенный и юный.
Остается только одно, последнее. И лезвие сингауты вернет Ричарду Криптону истинное обличие.
Одно его прикосновение – и к вещам и людям возвращается привычный облик. Фри чувствует себя почти волшебником.
Он касается ладонью полированной поверхности дубовых перил и старинных столов, и с удовлетворением видит, как проступают знакомые очертания комнат.
Фри пропускает сквозь пальцы мягкие белокурые волосы – и чужой, настороженный Мишель превращается в беззаботно-счастливого малыша из его прошлого.
На Хлоэ уходит немного больше времени, но уже следующей ночью вместо высокомерного незнакомца с женским именем под ним вновь несдержанно стонет его рыжий Эдвард – смущенный и юный.
Остается только одно, последнее.
И лезвие сингауты вернет Ричарду Криптону истинное обличие.